В ознаменование 141-ой годовщины смерти Рихарда Вагнера приглашаю вас прочесть отрывок из моего рассказа “Закат в Венеции” о последнем о дне жизни композитора - 13 февраля 1883 года
SEMPRE CRESCENDO1 НАД ТРАУРНОЙ ГОНДОЛОЙ
… На следующий день, 13 февраля, с самого утра всё пошло не так. Сильный ветер с грозой не предвещали ничего хорошего. Рихард Вагнер сказал камердинеру, что соберётся к завтраку сам, без его помощи, что было ему не свойственно. В этот день у Вагнера была запланирована встреча с русским художником Василием Алексеевичем Волковым, и композитор опасался, как бы ненастье не нарушило его планы.
За завтраком Козима, ещё вчера милая и любезная, была мрачнее тучи. Она прочла телеграмму, в которой женщина по имени Кэрри Прингл просила Вагнера о встрече в Венеции. Жена жёстко вопросила: не та ли это Прингл, о которой ходили слухи, что она пользовалась особым расположением её мужа в Байройте? Напрасно Рихард пытался оправдаться. Да, он знает эту девушку, она исполняла роль одной из дев-цветов волшебного сада Клингзора в «Парсифале». Да, он сам утвердил её на роль. Нет, он не питает никаких чувств к Кэрри Прингл; единственная женщина, которую он любит – это его жена, сидящая напротив него.
Рихард знал: бесполезно спорить с Козимой, доведшей себя до ярости собственной беспочвенной ревностью. До него тоже доходили слухи, как в приступе ревности Козима подстроила инцидент на репетиции «Парсифаля» в Байройте, когда Кэрри Прингл столкнули в люк на сцене, и она получила травмы. Да, он очень любит женщин и даже в преклонном возрасте обращает внимание на молоденьких барышень, но это ни на йоту не умаляет его чувств к Козиме. Продолжать разговор в таком духе не имело смысла, и Рихард удалился в кабинет работать.
Сегодня он планировал закончить своё эссе «О женском начале в человеке», но никак не мог сосредоточиться на тексте, поскольку все его мысли были заняты утренней размолвкой с Козимой. Прошло время, но Рихард так и не успокоился, к тому же сердце заныло с новой силой. Наверное, он не присоединится к семейному обеду, а попросит принести ему суп в кабинет и закажет на четыре часа пополудни гондолу. Поедет навестить русского художника – или просто помокнет под дождём на Гранд Канале… Из гостиной раздавались звуки рояля: «Похвала слезам» Шуберта в транскрипции Листа. Но кто исполняет эту мелодию – неужели Козима? Она же много лет не садилась за рояль…
Внезапно Рихард почувствовал сильную боль, он схватился за сердце и уронил голову на письменный стол. «Немедленно позовите мою жену и доктора!» – успел крикнуть Вагнер.
В забытьи он чувствовал, что его ласково обнимает и гладит по голове любимая Козима. Внезапно из внутреннего кармана выпали на пол часы – её подарок, и остановились: стрелки замерли на половине четвёртого пополудни. «Мои часы», – еле слышно вымолвил Вагнер…
На слетевшем с письменного стола листе бумаги уже высохли чернила последней фразы его неоконченного эссе: «любовь – трагизм».
А где-то далеко от города лагун, в огромном тёмном туннеле с ярким, притягивающим светом в конце, на всю мощь звучала музыка: миллионы ангелов играли на арфах. «Добавьте труб! Добавьте тромбонов! Ещё бодрее! Ещё живее! Ещё немного бодрее!» – то Маэстро давал указания своему новому, ещё не привычному для него, не до конца слаженному оркестру.
***
Ференц Лист отдыхал в своей квартире в Академии Музыки в Пеште. Со дня смерти Рихарда Вагнера прошло две недели. Козима, закрывшаяся в своём горе от всего мира, попросила отца не приезжать на похороны, и он не смог проводить зятя в последний путь.
Лист перечитывал письмо от Павла Жуковского, в котором верный друг описывал происходившее в Палаццо Вендрамин после кончины Вагнера.
Осознав, что Рихарда больше нет, Козима бросилась на кровать, куда перенесли тело её мужа. Она обняла его и пролежала рядом с ним в забытьи, не проронив ни слова, целые сутки. Доктор, пришедший через день бальзамировать тело Вагнера, сказал: «Я не знал этих людей, но никогда не видел женщины, так сильно любившей своего мужа!».
Король приказал никому не прикасаться к телу Вагнера и велел привезти его в Байройт. После того, как семья и Павел Жуковский простились с Рихардом, Козима запретила пускать кого-либо в Палаццо Вендрамин и отказалась от траурных церемоний в Венеции. Перед тем, как гроб с телом Вагнера закрыли, Козима обрезала свои длинные русые волосы и положила их на грудь Рихарда…
Дочитав в который раз письмо до конца, утерев слезу, Лист сел за рояль, но не стал играть свою «Траурную гондолу»: эта миниатюра была создана под влиянием венецианских траурных процессий, но не его собственных переживаний. Позже он напишет ещё одну «Траурную гондолу», специально в память о Вагнере, а сейчас сыграет свою транскрипцию «Шествия богов в Валгаллу» из вагнеровского «Золота Рейна».
Перед заплаканными глазами Листа промелькнули два счастливых месяца, проведённые с дочерью и зятем в Венеции, и в памяти чётко всплыл вечерний разговор в гостиной Палаццо Вендрамин. Тогда Рихард положил ему руку на плечо и так искренне произнёс: «Как было бы хорошо, если бы ты остался у нас… Если бы ты остался у нас навсегда!»
Лист представил прощание семьи с Вагнером, и слёзы вновь полились из глаз. Но они не мешали, напротив – душа подчинила своему страданию клавиши старинного рояля. Под величественную музыку восходящие по небесной радуге в Валгаллу боги обращали в вечность последний вздох своего создателя. А в Венеции, сопровождаемая звуком колоколов, шумом Гранд Канала и криком чаек, траурная гондола увозила великого Маэстро в его последний путь – домой в Байройт.
Иллюстрация Ирины Потапенко
Постоянно усиливая громкость (итал.). Указание Рихарда Вагнера на характер исполнения «Шествия богов в Валгаллу» – финальной сцены оперы «Золото Рейна», предвечерия тетралогии «Кольцо нибелунга».